Эти деревянные суда по форме напоминали ореховую скорлупу. Когда огромные льдины стремились поймать их в свои капканы и погубить в ледовых объятиях, они «выпрыгивали» на поверхность. Поморы научились их строить еще в XIII веке – специально для плавания в северных морях. Родина этих судов – побережье Белого моря. А называли их кочами.

Живущие по морю

В начале прошлого тысячелетия на Белом море появились русские поселенцы. Их привлекал богатый промысел: на суше – пушнина и птица, на море – морская рыба, зверь и «рыбий зуб» – высоко ценившийся моржовый клык. Первыми пришли на Север древние новгородцы. Разные это были люди: и посланцы бояр и прочих богатых людей, и вольные ушкуйники, и «лихие люди», бежавшие от крепостного права и татарского ига. Они, как правило, селились не на безлюдных берегах, а в поселениях коренных жителей – карелов и саамов, кое-где смешивались с ними, а где-то делили берег и теснили местных. Постепенно переселенцы образовали и свои становища. Осевшее на постоянное житье промысловое население стали называть поморами, что значит «живущий по морю», а весь приморский район – Поморьем. «Море – наше поле» – гласит народная поговорка.

Жизнь на берегах «Студеного моря» в условиях сурового климата сделала поморов сильными и трудолюбивыми. В Поморье витал дух вольности, свободомыслия и товарищества. В этих краях был особенно силен «мир» – самоуправление: многие поморские города переняли от Великого Новгорода его демократические и вечевые порядки. Связи с Западом существовали у поморов с глубокой древности. Близость Русского Севера к скандинавским землям, общение с европейцами, знание европейских устоев –все это поддерживало демократические традиции.

В XII веке Поморье становится центром русского судостроения – этому способствует развитие морских и речных промыслов. Там строились самые совершенные по тем временам суда, предназначенные для ледового плавания. Это были корабли разных типов: ладьи морские и обыкновенные, раньшины, шняки, карбасы. Развитие морских и речных промыслов требовало от поморов создания грузоподъемных и устойчивых судов, приспособленных к местным условиям плавания. Так родилась идея нового промыслового судна – коча. По мнению историков, кочи появились в XIII веке.

Секреты поморского судостроения

Коч (в разных говорах - коча, кочмора, кочмара) – это судно, приспособленное как для плавания по битому льду, так и для волока. Ученые считают, что название судна произошло от слова «коца» – ледовая обшивка, ледовая шуба. Так называлась вторая обшивка корпуса, предохранявшая основную обшивку от ледовых повреждений, ее делали из прочных дубовых или лиственных досок в месте переменной ватерлинии. Еще одной особенностью коча был корпус, по форме напоминающий скорлупу ореха. Такая конструкция предохраняла судно от разрушения при столкновении с крупными льдинами. Когда коч застревал во льдах, его не сжимало, а просто выдавливало на поверхность, и судно могло дрейфовать вместе со льдами.

На судне имелось два якоря по четыре с половиной пуда каждый, иногда встречались и двухпудовые якоря. Поморы использовали якорь и при волоке: если судно находилось в ледяных полях и не могло идти под парусом или на веслах, мореходы спускались на лед, вставляли лапу якоря в вырубленную лунку, а затем выбирали якорный канат и протягивали судно. Точно так же они могли перетаскивать судно через ледяные перемычки.

Лодейные мастера не имели чертежей и при постройке опирались на опыт и чутье.

Контуры судна мастер намечал палкой на песке. Постройка коча начиналась с днища: оно больше всего страдало от контакта со льдом, поэтому его делали особенно прочным. Киль большого коча имел длину около 21,6 метра и состоял из нескольких деталей. От повреждения при волоке или посадке на мель эту конструкцию предохранял фальшкиль. Если же он разрушался, крепили новый – ремонт занимал немного времени. Это изобретение поморов впоследствии позаимствовали зарубежные мастера; оно применялось на протяжении всей истории деревянного судостроения.

Сочленения досок бортовой обшивки имели свою особенность: в месте швов они покрывались планками, прикрепленными к бортам небольшими скобами, – типичный для северорусского судостроения способ герметизации бортов. Чтобы полностью «ускобить» коч, требовалось несколько тысяч металлических скоб. Пазы обшивки конопатились смоленой паклей. Поверх основной обшивки крепилась «шуба» (коца) – ледовая обшивка, доски которой прибивались «вгладь».

Набор судна составляли «кокоры» – так на севере назывались шпангоуты. У коча была оригинальная судовая деталь, не имеющая аналогов ни в древнерусском, ни в западноевропейском судостроении XVI-ХVIII веков, – «коряник». Это кокорная деталь, которая устанавливалась на скуле судна и предназначалась для формирования перегиба борта и придания ему дополнительной жесткости.

Ровная палуба также была особенностью конструкции коча – нахлынувшая штормовая волна свободно стекала за борт. А на европейских судах борта палубы заканчивались ступенькой. Ширина коча доходила до 6,4 метра. Малое соотношение ширины и длины – один к трем или к четырем – делало судно рыскливым, что устранялось за счет увеличенной площади руля.

Корма коча по ватерлинии имела заострение около 60°. Выше ватерлинии кормовое заострение закруглялось. Такая конструкция впервые появилась именно у поморов. Корма делалась почти отвесной, нос – сильно наклоненным. Максимальная осадка коча была 1,5-1,75 метра. Малая осадка и наклонный форштевень свидетельствуют о приспособленности коча к плаванию на мелководье, битом льду и волоку.

Корпус делился на отсеки поперечными переборками. В носовом отсеке выкладывалась печь, там располагался кубрик для экипажа. В кормовом отсеке находилась каюта кормщика, а средняя часть судна отводилась под трюм для грузов; люк трюма закрывался герметично.

В зависимости от условий плавания незначительно изменялись конструкция и размеры кочей. Для морских околобереговых, речных и волоковых участков строили кочи грузоподъемностью 500-1600 пудов (малые кочи), а для морских и речных путей, не требовавших прохождения по сухим волокам, – до 2500 пудов (большие кочи). К началу XVII века большой коч являлся основным судном в сибирском морском и речном плавании.

«По своей вере»

Опыт мореходного мастерства передавался в Поморье из рода в род. Поморы ходили «по своей вере» – по своим рукописным лоциям. Они знали, как много значит передаваемый опыт плавания в полярных морях, и подробно описывали опасные места, подходы к возможным убежищам от волн и ветров, места якорных стоянок. Приводились данные о времени и силе приливов и отливов, характере и скорости морских течений. Первые лоции писались еще на бересте, их берегли и передавали по наследству. Сыновья и внуки пополняли и уточняли записи своих отцов и дедов: «И опосля нас помор на промысел пойдет, как же о себе след для него не оставить». Так складывалась знаменитая «Книга мореходная».

В лоциях отмечали места, где ставились опознавательные знаки – большие деревянные «оветные» кресты и гурии – пирамиды из камней. В Беломорье и на Мурманской стороне, на Маточке (Новая Земля) и на Груманте (Шпицберген) мореходы встречали эти знаки, неизвестно кем и когда поставленные, и ставили свои. «Оветные» кресты ставили не только как опознавательные знаки, а также в память о погибших товарищах, удачах и трагедиях. К северо-западу от Кеми было место, именуемое «Кресты часты», – одиннадцать крестов вдоль берега. Они различались барельефами, врезанными медными иконами, декоративными элементами – особые приметы позволяли опознать местность. Кресты помогали точно определить курс: поперечина креста всегда была направлена «от ночи на летник» – с севера на юг.

Лоцию кормщик на судне хранил в подголовнике, а дома – за «божницей». На первой странице некоторых лоций была молитва: мореходы знали, в какой тяжелый путь уходят. В особой поморской вере сочеталось свободолюбие и смирение, мистицизм и практицизм, рассудок и вера; во время плавания моряки чувствовали живую связь с Богом. «Пока видны приметы на берегу, помор читает специальную часть книги, когда же берег растворяется вдали и шторм вот-вот разобьет судно, помор открывает первую страницу и обращается за помощью к Николаю Угоднику».

Поморы с глубоким смирением относились и к «Батюшке-морю», которое почитали как божество. В северорусской морской культуре Море стало Высшим Судией - «морской суд» поморы воспринимали как Суд Божий. Они никогда не говорили «утонул», «погиб в море» - только «море взяло»: «Море берет без возврату. Море возьмет - не спросит. Море берет - бездолит. Море наше осуждения не любит. Отзовешься неладно - рассвирепеет». «Праведный суд моря» вершился на корабле, который не случайно называли «судном» - местом, где в судный день происходит поединок добра и зла. Поморы объединяли в единое пространство море и монастырь: «Кто в море не бывал, тот Богу не молился».

Святителя Николая Чудотворца поморские мореходы считали своим покровителем. Его так и называли - Никола Морской Бог. Поморы почитали его как «усмирителя и утешителя бурь и напастей», «водителя по водам житейского моря». В религиозном представлении поморов корабль уподоблялся храму, а в роли Вседержителя выступал именно святой Никола.

«Кочевые» пути

Поморы ходили на промысел не только в Белое и Баренцево моря. Северные мореходы владели секретами прохождения многих морских путей в Карском, Норвежском и Гренландском морях. В конце XV века поморы ходили к северным берегам Скандинавии. В поморской навигационной практике этот путь назывался «Ход в немецкий конец». Он проходил вдоль восточного побережья Белого моря и северного берега Кольского полуострова с волоком через полуостров Рыбачий. В ХVI-ХVII веках зона промысловой и торговой деятельности стала еще более обширной. Промысловики и мореходы доходили по заполярной территории Западной Сибири до устья Енисея, ходили на Новую Землю, на Шпицберген и прибрежные острова Баренцева и Карского морей. Вот как назывались основные морские пути XVI века: «Мангазейский морской ход», «Новоземельский ход», «Енисейский ход», «Ход Груманланский».

«Мангазейский морской ход» – путь на север Западной Сибири, в Мангазею – город на реке Таз, опорный пункт в освоении заполярных сибирских земель XVII века. Он проходил вдоль побережья Баренцева моря, через пролив Югорский Шар в Карское море к западному берегу полуострова Ямал, где суда перетаскивали через волок. «Енисейский ход» вел из Поморья в устье реки Енисей, а «Новоземельский ход» – в северные районы Новой Земли.

«Груманланский ход» – это путь из Белого моря вдоль северного берега Кольского полуострова на остров Медвежий и дальше – на архипелаг Шпицберген, где русские поморы вели интенсивную промысловую деятельность. Путь на Шпицберген считался относительно легким: в условиях свободного плавания – восемь-девять дней, в то время как до Мангазеи – более шести недель с преодолением двух волоков.

«Утеря казне»

Европейцы активно участвовали в торговом мореплавании: Мангазея в ту пору была торговым центром Сибири. В Москве стали опасаться, что западные мореходы будут плавать до Оби, минуя «корабельное пристанище» в Архангельске, приносившее немалый доход государству. Также боялись, что русские купцы «учнут торговать с немцы, утаясь в Югорском Шару, на Колгуеве, на Канином Носу, и государеве казне в пошлинах истеря будет».

Шлюпка с людьми Виллема Баренца проходит вдоль русского корабля. Гравюра. 1598 г.

«Мы подошли к русскому кораблю, думая, что уже прошли Белое море, и как русские объяснили нам, что мы не достигли мыса Кандинес; как они оказали нам много благодеяний, продав нам продовольствие, окорок, муку, масло и мед. Это нас сильно подкрепило, а вместе с тем мы радовались, что нам указан правильный путь, которому мы должны следовать; одновременно мы сильно горевали, что наши товарищи отделены от нас и находятся в море» (Геррит де Веер. «Морской дневник, или Правдивое описание трех изумительных и никогда неслыханных плаваний...»).

В 1619 году Мангазейский морской ход был запрещен правительственным указом и открыт другой путь в Мангазею – речной. Поморы писали челобитные: «...из Мангазеи в Русь и в Мангазею с Руси ходить большим морем по-прежнему, чтоб вперед без промыслов не быть...» Но из Москвы пришел «заказ крепкий», что непослушным «...быть казненными злыми смертьми и домы разорити до основания...» В проливе Югорский Шар, на острове Матвеевом и Ямальском волоке была выставлена стража, призванная следить за выполнением указа, а также «...проведывать про немецких людей, чтобы отнюдь в Сибирь, в Мангазею немецкие люди водяным путем и сухими дорогами ходу не приискали...» В 1672 году город Мангазея был упразднен указом Алексея Михайловича.

Более всего поморы взаимодействовали с норвежцами: в Норвегию русские мореходы ходили с XIV века. В результате тесного общения двух народов среди русских и норвежских промышленников, торговцев и рыбаков возник свой язык - «руссенорск ». В нем насчитывалось около 400 слов, из которых примерно половина была норвежского происхождения, чуть меньше половины – русского, а остальные заимствованы из шведского, лопарского, английского и немецкого языков. «Руссенорском» пользовались только в период навигации и промысла, поэтому представленные в нем понятия ограничивались мореходной и торговой областями. Интересно, что русские, говоря на «руссенорске», были убеждены, что говорят по-норвежски, а норвежцы - наоборот.

Судно для полярных экспедиций

Было бы ошибкой думать, что коч, возникший как промысловое судно, использовался только промышленниками и торговцами. Коч, воплотивший в себе весь многолетний опыт поморских мореплавателей, был рожден для великих экспедиций.

Именно на ночах Семен Дежнев и Федот Попов совершили плавание от реки Колымы вокруг Чукотского полуострова на реку Анадырь в 1648 году. 20 июня из Нижнеколымского острога вышли в море шесть кочей. Седьмой присоединился к экспедиции самовольно – на нем находилась группа казаков под началом Герасима Анкудинова. Два коча разбились во время бури о льды, не дойдя до Берингова пролива. Еще два коча исчезли в неизвестном направлении. Но три оставшихся коча под командой Дежнева, Попова и Анкудинова обогнули 20 сентября крайнюю восточную оконечность Азии. Дежнев назвал ее Большим Каменным Носом, а впоследствии описал его местонахождение и географические особенности этих мест. Сейчас этот мыс носит имя Дежнева. Коч Анкудинова разбило у мыса, Анкудинов с командой перебрался на судно Попова. Обогнув восточную оконечность Азии, суда Дежнева и Попова вышли в Тихий океан. В проливе между Азией и Америкой мореходы продолжили путь на двух кочах. Это были первые европейцы, совершившие плавание в северной части Тихого океана.

Последние суда экспедиции разлучила буря. Дежневу с товарищами удалось избежать смерти: их коч отнесло на юго-запад и выбросило на берег южнее устья реки Анадырь. Коч Попова унесло штормом по направлению к Камчатке. До сих пор об их судьбе ничего неизвестно.

Удар по поморскому судостроению

На Камчатку первые русские пришли именно на кочах. Летом 1662 года Иван Рубец повторил путь Дежнева-Попова через пролив. Он вышел из Якутска в июне, а в августе уже достиг Тихого океана. Мореходов интересовал моржовый промысел близ устья реки Анадырь, но моржового лежбища они не обнаружили и пошли дальше на юг. Так они достигли восточного побережья камчатского полуострова, где два русских коча впервые бросили якоря в устье реки Камчатки.

В эпоху Петра был нанесен жестокий удар поморскому судостроению. Строительство крупного порта в устье Северной Двины и создание торгового флота по европейским образцам привело к тому, что мелкое судостроение в Поморье потеряло всякое значение в глазах правительства. Петр I потребовал постройки более современных судов. 28 декабря 1715 года Петр I направил архангельскому вице-губернатору указ, в котором говорилось: «По получении сего указу объявите всем промышленникам, которые ходят на море для промыслов на своих лодьях и кочах, дабы они вместо тех судов делали морские суды галиоты, гукары, каты, флейты, кто из них какие хочет, и для того (пока они новыми морскими судами исправятся) дается им сроку на старых ходить только два года». В 1719 году поморы написали царю жалобу о том, что «для мореплавания им велят строить речные лодки». Петр разрешил оставить имевшиеся суда – карбасы, соймы, кочи, но строить новые запретил, пригрозив ссылкой на каторгу. Особым актом было запрещено отправлять из Архангельска грузы на судах «прежнего дела». Впрочем, этот указ впоследствии не выполнялся, как и многие другие указы Петра: традиционные конструкции поморских судов значительно больше соответствовали условиям прибрежного мореплавания и плавания во льдах. Несмотря на запрет, за пределами Архангельска судостроители стремились снабжать судами «прежнего дела» промысловые артели. И позже в Поморье отказывались строить суда по новым чертежам, так как ни предписанные конструкции, ни размеры не соответствовали условиям поморского мореплавания.

В 30-е годы XVIII века авторитет коча был вновь признан официально. Была организована Сибирская (Великая Северная) экспедиция, задуманная еще Петром I. Основной ее целью было описание берега от Архангельска до устья Оби. И здесь снова пригодился коч: правительство вынуждено было использовать его как наиболее надежное судно для плавания в этих условиях. В июле 1734 года кочи были построены и под командой лейтенантов С. Муравьева и М. Павлова вышли из Белого моря к берегам Ямала.

После петровских реформ центром судостроения в Поморье стала Кемь. Там продолжалось строительство «староманерных» судов, предназначенных для промышленных и транспортных плаваний в северных водах. В XIX веке из Беломорья в Петербург, вокруг Скандинавии ходили не только на новых судах, но и на судах «прежнего дела». В 1835 году Иван Иванович Пашин из Архангельска совершил такое плавание на коче, выйдя из Колы. Появление на петербургском рейде беломорского коча изумило жителей столицы.

«Фрам» Нансена - поморский коч?

Хвалебную песнь «староманерному» кочу пропел Фритьоф Нансен. Выдающийся полярный исследователь при строительстве своего «Фрама» пришел к похожей конструкции судна! План его арктической экспедиции был оригинален и смел: пришвартоваться к крупной льдине, «вмерзнуть во льды» и дрейфовать вместе с ними. Нансен надеялся, что полярное течение доставит его корабль на Северный полюс, а затем вынесет в Северную Атлантику.

Для осуществления этого плана требовалось совершенно особенное судно. Обыкновенный корабль неминуемо был бы раздавлен льдами. Сопротивляемость давлению льдов - вот что хотели судостроители от будущего судна. Нансен отчетливо представлял себе, каким оно должно быть, и подробно его описал. Читаешь описание и понимаешь, что описывается именно коч.

«Самое важное в таком судне – это постройка его с таким расчетом, чтобы оно могло выдержать давление льдов. Корабль должен иметь настолько покатые бока, чтобы напирающие на него льды не получали бы точки опоры и не могли его раздавить... а выжимали бы его кверху... Для той же цели судно должно быть небольших размеров, так как, во-первых, с маленьким судном легче маневрировать во льдах; во-вторых, во время сжатия льдов оно легче выжимается кверху, да и легче небольшому судну придать нужную прочность... Корабль указанной формы и величины не может, конечно, быть удобным и устойчивым для морского плавания, но это не особенно важно в забитых льдом водах... Правда, прежде чем попасть в область льдов, придется пройти порядочный путь открытым морем, но ведь не будет же судно настолько плохим, чтобы на нем вовсе нельзя было двигаться вперед».

«Мы стремились также уменьшить длину корпуса корабля, чтобы легче было лавировать между ледяными полями; большая длина создает, кроме того, большую опасность при сжатиях. Но для того чтобы такой короткий корабль, отличающийся, кроме всего прочего, сильно выпуклыми боками, имел необходимую грузоподъемность, он должен быть и широким; ширина «Фрама» составила около одной трети его длины».

«Снаружи шпангоуты были защищены тройной обшивкой... Третья, наружная, так называемая «ледяная обшивка»... как и первые две, шла вплоть до киля... Крепилась эта обшивка гвоздями и «ершами», не проходившими сквозь остальные обшивки, так что лед мог содрать всю «ледяную обшивку» и все-таки корпус судна не потерпел бы от этого большого ущерба».

Трансарктический дрейф «Фрама» блестяще подтвердил расчеты Нансена: проведя почти три года в ледовом плену, «Фрам» вернулся в Норвегию. Этот корабль, названный «одним из самых удивительных кораблей в мире», совершил затем еще два замечательных плавания: в 1898-1902 годах на «Фраме» работала экспедиция на канадском арктическом архипелаге, а в 1910-1912 годах Амундсен совершил на нем плавание в Антарктику. В 1935 году «Фрам» установили на берегу в Осло. Сейчас этот исторический корабль является музеем выдающейся полярной экспедиции. Но одновременно он является памятником и легендарным кочам – деревянным кораблям, ходившим во льдах арктических морей.

Подбор иллюстраций — "Кольские карты", 2009 г.

Первенцем деревянного исторического судостроения в Морском Центре г. Петрозаводска стал воссозданный древний поморский коч, названный "Помором".

Сотни лет в водах Ледовитого океана рыбаки и охотники за морским зверем ходили на кочах к Шпицбергену и на Новую Землю, совершали дальние переходы на трассе Северного морского пути.

Исследователи полагают, что название "коч" произошло от слова "коца" - ледовая шуба, т.е. вторая обшивка корпуса, которая предохраняет основную от повреждения льдами.

Идея строительства коча в наше время - некоего образца поморских судов ХV-ХVII веков - могла осуществиться лишь одержимыми людьми. Давние споры о том, как выглядит коч, зашли в тупик, поскольку в него вмешались авторитетные историки. Возможно, поэтому, не знатные корабелы, а новичок в судостроении Виктор Дмитриев взялся за возрождение новодела забытого судна - коча. Именно с этого типа судна, находившегося в забвении два века, решили начать свою судостроительную деятельность "Полярный Одиссей". Готовились к работе много лет: совершали поисковые экспедиции, работали в музеях, архивах, библиотеках.

В конце января 1987 года Дмитриев при помощи инструктора горкома ВЛКСМ Вениамина Каганова попал на прием к директору завода "Авангард" Валерию Васильевичу Судакову и принес восемь вариантов чертежей. Ознакомившись с ними, Судаков, на удивление, согласился выделить цех для закладки коча, и 7 февраля шесть добровольцев из клуба "Полярный Одиссей", собранных Дмитриевым сделали закладку судна. Наставниками стали опытный мастер-лодочник Николай Михайлович Карпин, по прозвищу "Дед", и мастер завода Павел Новожилов.

5 июня 1987 года состоялся торжественный спуск на воду поморского коча, названного "Помор". А уже 25 июня 1987 года коч начал испытательное плавание в Белом море и появился на рейде Соловецкого монастыря, вызывая восхищение у многочисленных туристов. Это была первая в СССР экспериментальная натуральная модель древнейшего поморского судна, предназначенного для плавания в высоких широтах. Коч "Помор" сохранил все особенности судов этого типа.

Из Архангельска коч вышел 10 июля и через шесть дней достиг полуострова Канин в его средней части, где поморы издревле пересекали волоком узкий перешеек и оказывались в Баренцевом море. Однако проверка древнего пути показала, что он не для "Помора". А сильные северные и северо-западные ветры не позволяли кочу обогнуть мыс Канин Нос. Отпуск у команды подходил к концу. Решили на этом плавание закончить.

Участники экспедиции разъехались по домам попутным транспортом. Дмитриев вдвоем со своим помощником Сергеем Железовым дошли под парусами до Мезени, а далее на буксире у попутных судов добрались до Петрозаводска. Здесь Дмитриев подвел итоги похода. Своим ходом пройдено (на веслах и под парусом) 530 миль со средней скоростью 3 узла. Максимальная скорость под парусами превысила 6 узлов. Судостроительные параметры коча даже превзошли известные показатели древних судов.

К следующей навигации Дмитриев готовился тщательно и подобрал дружную команду. Однако испытательное плавание по маршруту беломорской "кругосветки" Беломорск - Архангельск - горло Белого моря - Кандалакша - Беломорск выявило некоторые недостатки в конструкции руля. Поэтому предстоящее дальнее плавание на Щпицберген решили совершить в сопровождении специально построенной парусно-моторной лодьи "Грумант".

Реконструкция коча имеет двойную обшивку, яйцевидную форму корпуса, фальшкиль, что предохраняет судно от повреждения льдами, помогает поднять его на ледяную поверхность во избежание сжатия льдами.

Палуба коча с люковыми закрытиями имеет полубак и полуют. Поперечные переборки делят судно на три отсека:

В носовой части - поварня с металлической печкой, столом, подвешенном на цепях, спальными местами для команда на 10 человек.

На корме "казенка" - каюта кормщика.

Средняя часть - трюм.

В 1987-1988 годах коч "Помор" был испытан в длительных плаваниях по Белому морю. В 1989 году под руководством В.Л. Дмитриева была проведена экспедиция по историческому моделированию плаваний поморских судов по древнему морскому пути из Белого моря к архипелагу Шпицберген и обратно. Функции сопровождения выполняла специально построенная поморская парусно-моторная лодья "Грумант".

В 1990 году коч "Помор" и лодья "Грумант" совершили плавание по маршруту "Скандинавское кольцо" по путям торговых связей поморов с "Норвегами".

В 1991-1992 годах плавание от мыса Шмидта в Чукотском море на Аляску, вдоль берегов бывшей "Русской Америки" по программе "Колумбы Российские". Посещение Сиэтла (США), зимовка в морском музее Ванкувера в Канаде. Возвращение в Петрозаводск в 1993 году.

В настоящее время судно "встало на якорь" в Морском музее "Полярного Одиссея" как интереснейший экспонат. К сожалению денег на надлежащее сохранение судна у музея (работающем исключительно на деньги спонсоров и самофинансировании) не хватает. Через несколько лет коч окончательно сгниет, в укор чиновникам, вещающим с различных трибун о развитии туризма, патриотическом воспитании молодежи и прочих красивых вещах...

Русский флот начался не с ботика Петра I, как принято сегодня думать, а с поморского коча.

С XII века, когда еще не существовало даже фамилии Романовы, поморы бороздили просторы не только «родных» Белого и Баренцова моря. Эти северные мореходы владели секретами прохождения многих морских путей в Карском, Норвежском и Гренландском морях.

В конце XV века поморы ходили к северному побережью Скандинавии вдоль восточного побережья Белого моря и северного берега Кольского полуострова с волоком через полуостров Рыбачий. В поморской навигационной практике этот путь назывался «Ход в немецкий конец» . В XVI–XVII веках зона промысловой и торговой деятельности еще больше расширилась. Промысловики и мореходы осваивали новые морские пути и земли - ходили к заполярной территории Западной Сибири до Мангазеи и устья Енисея, на Новую Землю и на Шпицберген, которые поморы называли Грумант.

Ось Русского мореходства

Уже в XII веке Поморье стало центром русского судостроения. Здесь строились ладьи, раньшины, шняки и карбасы. Но высшим достижением инженерной мысли поморов стали кочи - особые суда, предназначенные для долгого плавания по северным морям.

Поморский коч представлял собой деревянное парусное судно длиной 16-17 метров, шириной примерно 4 метра, осадкой не более одного-полутора метра, что позволяло ему входить в устья рек в любое время года. Коч мог взять на на борт до 30 тонн груза и до 50 человек членов экипажа и пассажиров.

Характерной особенностью корпуса коча была яйцевидная форма, которую впоследствии применил на своем «Фраме» Нансен, а вслед за ним и создатель «Ермака» Макаров. При сжатии во льдах такое судно не подвергалось чрезмерным перегрузкам, а попросту выжималось вверх, и это простое на первый взгляд решение можно смело отнести к числу наиболее блистательных технических изобретений.

Поморские мореходы предъявляли к судам очень жесткие требования, и это понятно: за короткое арктическое лето они должны были преодолеть тысячи миль, причем в условиях сложной ледовой обстановки и сильнейших штормов. Отсюда необыкновенная прочность кочей, высокая маневренность, быстроходность. Документально установлено, что в XVII веке при благоприятных ветрах кочи могли проходить по 70-80 миль в сутки, а некоторые умелые и удачливые мореплаватели выжимали даже по 100-120 миль.

Для сравнения отметим, что английские торговые суда, заходившие в Архангельск, преодолевали в сутки не более 45-55 миль, а голландские фрегаты - 35-40 миль.

К постройке коча поморы относились с исключительной ответственностью; работой руководили опытные «кочевые мастера»-звание, которое обозначало высшую квалификацию кораблестроителя.

Традиции поморских кораблестроителей оказались настолько сильными, что даже когда царь Петр запретил под угрозой страшных кар строить «староманерные» суда, поморы, невзирая на запрет, продолжали творить свои кочи. Всемогущий государь оказался бессильным перед вековыми традициями и техническим совершенством этих кораблей.

«Морской бог»

Поморские лоции представляли собой разновидность фольклорного предания, дополненного текстами Священного Писания, и что «водителем» («вожем») поморов в их скитаниях по волнам Студеного моря являлся Николай Угодник - «Морской бог». Значимость Николы Морского для северорусских моряков отметил в 1653 году французский путешественник де Ламартиньер, посетивший Поморье. Местных жителей он назвал «николаистами», так как в каждом жилище он видел икону Николая Угодника. Именование поморов «николаистами» обусловлено чужеземным восприятием святого Николая как «русского бога», собственное имя которого становится нарицательным и обозначает русского человека вообще. «Почитание икон связано было и с Богом старого Севера. Понятие об этом дает «Стих о Николае Морском»:

Мы пишем Николу

Разноцветные вапы

Украшаем Николу

Скатными жемчугами

Мы ставим Николу

В киноваренную божницу

Мы теплим Николе

Воскояровы свечи

Кадим мы Николе

Ладаном-темьяном

Творим мы Николе

Земные поклоны.

Абсолютно все поморские ладьи были названы именем святого Николая и украшены его резным образом. Северные русские мореходы были уверены, что святой, во имя которого построен храм, сам является этим храмом и пребывает в нем. А корабль для них являлся своего рода церковью. Николай Чудотворец на Северной Руси почитался не только, как водитель по водам «житейского моря», усмирителем и утешителем бурь и напастей, но и «скорым помощником».

Внимательный читатель в моей статье об Азовской флотилии может заметить якобы нестыковку и задаст вопрос – так строили русские корабли до Петра Первого или нет?

Отвечаю. До Петра флот на Руси был, и его же царь – «реформатор» практически загубил, как, впрочем, загубил всё, до чего смог дотянуться своими шаловливыми ручонками. Не буду анализировать последствия его деятельности во всех сферах жизни великой страны, это отдельная тема, ограничусь «большим скачком» в области кораблестроения.

Так вот, повторю – флот на Руси был. Согласно преданьям старины глубокой, киевские князья Олег и Игорь к Царьграду не на плотах ходили, а на лодьях и стругах красных. А Стенька Разин надоевшую любовницу не с обрыва спихнул в Волгу, а за борт вострогрудого челна перекинул. Кстати, и привёз-то он её, по легенде, из Персии, куда казаки ходили «за зипунами», пересекая, между прочим, Каспийское море.

Скажете: «Фи, чёлн! Тоже мне, флот!»

Большего для ведения боевых действий и не требовалось. Только представьте себе испанский 50-пушечный галеон водоизмещением 1500 тонн на днепровских и волжских просторах! А вот торговый каспийский бус с таким же водоизмещением выглядел вполне уместно. Бусы строили в верховьях Волги, грузили товаром и сплавлялись на них вниз, доходя до Персии. Особых требований к мореходным качествам, да и качеству постройки не предъявлялось, поскольку эти суда практически никогда не возвращались домой, а продавались вместе с товаром.

Пётр I, готовясь к Персидскому походу, запретил строить бусы, а велел сооружать суда по голландскому образцу, гораздо более сложные, соответственно гораздо более дорогие. Персидский поход был весьма удачным с военной точки зрения – к Российской империи было присоединено западное и южное побережье Каспия с городами Дербент и Баку. Но после смерти Петра царица Анна Иоанновна эти владения благополучно прошляпила.

Попутно была утеряна технология постройки бус.

Похожая история произошла и на Севере. Поморы, живущие на берегах Белого моря, издавна строили кочи – великолепные суда, идеально приспособленные к плаванию во льдах, в отличие от скоростных европейских. Крутобокий корпус, напоминающий скорлупку ореха, при сжатии просто выдавливало из воды. Достаточно сказать, что отважные мореходы на кочах преспокойно ходили в Мангазею - город на реке Таз, север Западной Сибири, на Маточку – Новую Землю, Грумант – Шпицберген. Семён Дежнёв со товарищи впервые в мире прошёл проливом между Азией и Америкой. Вот только пролив этот носит имя Беринга, прошедшего тем же путём через 80 лет. Хорошо хоть мыс именем Дежнёва назвали.

Торговали и с Норвегией, добирались даже до Англии. Это называлось «ход в немецкий конец». И всё бы ничего, но занесло в те края шебутного царя Петра, одержимого идеей перестроить Россию на европейский лад. Увидав кочи с богомерзкими обводами корпуса, он пришёл в негодование, самолично изволил набросать чертёж «правильного» голландского судна и велел немедленно начать строить такие же, согласно высочайше утвержденному рисунку. Не верите? Вот вам подлинный царский указ: «По получении сего указу объявите всем промышленникам, которые ходят на море для промыслов на своих лодьях и кочах, дабы они вместо тех судов делали морские суды галиоты, гукары, каты, флейты, кто из них какие хочет, и для того (пока они новыми морскими судами исправятся) дается им сроку на старых ходить только два года».

Но поморы вовсе не торопились пересаживаться на иномарки и продолжали строить по старинке, прекрасно осознавая, что на «новоманерных» судах они доплывут только до первой льдины. Поэтому ренегатам, отвергающим прогресс, указом от 11 марта 1719 года было велено «переорлить» (заклеймить) все морские старые суда - лодьи, кочи, карбасы и соймы, «дать на тех заорленных доходить, а вновь отнюдь не дела ли б, а буде кто станет делать после сего указу новые, тех, с наказанием сослать на каторгу, и суда их изрубить». Тахтовот!

А ещё основную массу северных корабелов царь мобилизовал на верфи Воронежа, затем Балтики. Там им на ходу пришлось переучиваться, потому как между кочем и фрегатом разница таки была.

Поморское судостроение было загублено. Ну не совсем, конечно, в глухих углах, где царь их не мог узреть своими буркалами, кочи втихаря по-прежнему строили. И дожили они до 20-го века! Прославленный «Фрам» Фритьофа Нансена – классический коч, только что с мотором.

Слышу вопрос: «Так как же всё-таки с «неоткуда было взяться мастерам-корабелам в сухопутной стране»?

Россия, в отличие от той же Англии, действительно сухопутная страна. Поморы да волгари составляли малую долю населения, а большинство понятия не имело о каких-то там морях. Это в государствах, основу экономики которых составлял флот, каждый мальчишка мечтал бороздить океаны. В «Острове сокровищ» Стивенсона и "Детях капитана Гранта" Жюль Верна об этом хорошо написано. А в России сама идея морских походов была непонятной практически никому. «Тебя забреют на флот!», зловеще говорили молодому рекруту, и парень тёмной ноченькой рвал когти на Дон и в Запорожье, лишь бы не попасть на жуткую службу. Стоит ли удивляться, что дорогостоящая игрушка венценосного «романтика» после его смерти моментально была похерена. Страна в буквальном смысле осталась у разбитых корыт.

Да даже и не в этом дело. Просто флот в том виде, какой мечтал иметь Пётр, в то время и не нужен был. Не стояло перед Россией задач, в решении которых могли помочь океанские корабли. В эпоху Екатерины, когда государство оправилось от Петрухиных экспериментов и достаточно окрепло в военном и экономическом плане, откуда что и взялось! Тут вам и современный флот, и Чесма, и Наварин, и Синоп… И кругосветное путешествие Ивана Крузенштерна, и открытие Антарктиды Беллинсгаузеном и Лазаревым. И целая плеяда других блестящих морских офицеров, одинаково раскованно и свободно чувствовавших себя и в Петербургских дворцах, и на мостике боевых кораблей, в отличие от затурканных "вельмож" Петра, с подгибающимися от страха ногами ловящих каждое его слово, буянящих, зачастую против своего желания, во "Всешутейшем всепьянейшем сумасброднейшем соборе". Не говоря уж о крепостных крестьянах, к ногам которых привязывали сено-солому, чтобы научить маршировать. Омерзительно, господа…

Только не говорите, что фундамент будущих побед заложил Пётр. Преемственности не было. Это как утверждать, что основы космонавтики заложил Циолковский.

У рабов не может быть своего флота. Если только гребцом на галере… И не крутите пальцем у виска. Во всей огромной стране свободным был один единственный человек – Пётр Первый, совершенно незаслуженно названный Великим. Но это уже тема отдельной статьи…

ФЕВРАЛЬ 2010 года

Какие бывают корабли?

ПОМОРСКИЕ СУДА

В предыдущем номере, в рассказе о судах викингов, мы отметили, что скандинавские традиции постройки судов хорошо прижились на Руси. Настало время познакомиться с нашими старинными судами.

Уже в XII веке новгородцы достигли берегов Северного Ледовитого океана. И позднее на Русском Севере сложилась своеобразная мореходная культура поморов — русских жителей Беломорья.

Поморы уже в XVI-XVII вв. совершали дальние походы по Северному Ледовитому океану — на Новую Землю, Шпицберген (поморы называли этот архипелаг от норманнского Грумант). В море добывали рыбу и морского зверя, вели торговлю с норвежскими портами. У мореплавателей Русского Севера существовали свои названия сторон света и главных румбов (направлений) компаса, особые обозначения навигационных опасностей — подводных камней и мелей.

Условия плавания в Северном Ледовитом океане очень тяжелы для деревянных кораблей. Любое столкновение с крупной льдиной грозит гибелью. Зажатый между ледовыми полями корпус корабля легко может быть раздавлен. Для плавания в Студеном море поморы научились строить особые суда - кочи. Кочи были очень прочными, с дополнительными ледовыми поясами на бортах. Корпус коча по форме несколько напоминал скорлупу ореха и при сжатии льдов выталкивался вверх. Обшивка поморских судов внешне несколько напоминала обшивку скандинавских кораблей — она также делалась «внакрой», с наложением поясов обшивки друг на друга. Но при сборке своих судов поморы использовали очень интересную технику. Обшивка кочей и других северных судов собиралась не на гвоздях, а на можжевеловых вицах — они не расшатывались от времени и не давали течи.

В каждой крупной поморской деревне существовала своя традиция судостроения. Для недолгих походов вблизи берегов и для рыболовства строили небольшие лодки-карбасы. Для дальних торговых плаваний на Белом море использовались крупные трехмачтовые суда — лодьи, способные перевозить большие партии груза. На таких лодьях поморы ходили в северную Норвегию, достигая города Тромсё. А на востоке поморские суда использовались для походов по сибирским рекам и полярным морям у побережья Сибири.

НАША РЕГАТА

И новый вопрос нашей Регаты связан именно с плаваниями русских мореходов XVII века а точнее — с первопроходцами Сибири и Дальнего Востока.

По этому проливу впервые прошел русский землепроходец в XVII веке, вторично открыл и нанес на карту русский мореплаватель в первой половине XVIII столетия, а свое название в честь этого мореплавателя пролив получил уже во второй половине того же века от одного из участников экспедиции знаменитого английского путешественника. Требуется назвать пролив, обоих его открывателей и английского мореплавателя.